В группе непосредственной подготовки нас восемь человек: Валерий Кубасов, Анатолий Филипченко, Николай Рукавишников, Владимир Джанибеков, Борис Андреев, Юрий Романенко, Александр Иванченков и я.

Началась работа. Ежедневно по шесть часов занимаемся английским. Параллельно изучаем техническую документацию. Возвращаемся домой и — снова за учебники. Допоздна прослушиваю пластинки и магнитофонные записи, учусь произносить артинли, зазубриваю целые выражения. К ночи, когда устаю совсем, подхожу к мольберту, но задуманная картина «не идет» — что-то не так…

Иногда размышляю по поводу предстоящего. Идея объединения усилий людей планеты по овладению космическим пространством насчитывает более полусотни лет, и впервые она прозвучала в устах Циолковского. Это он «послал» в космос корабль, на борту которого находились русский, американец, француз, англичанин, немец и итальянец.

Тихо в квартире. За окном ночь. Уже давно уснули дети. В комнату неслышно входит Светлана.

— Леша, завтра у тебя трудный день, пора отдыхать.

Завтра трудный день… А сегодня разве был легкий? И сколько еще впереди таких дней!..

Он ложится, но сон не приходит. В памяти снова и снова встают события прошлого.

Впервые два советских космических аппарата встретились и состыковались на орбите в 1967 году. То были автоматические «Космос-186» и «Космос-188». Позднее этот эксперимент повторили еще два «Космоса» — 212-й и 213-й. Стыковались пилотируемые корабли «Союзы», американский корабль «Джемини» — с ракетой «Аджена», «Союз» — с орбитальной станцией «Салют», «Аполлон» — со «Скайлэбом» и лунным модулем…

Все это были стыковки по схеме «штырь — конус». Система отличалась простотой, надежностью, но имела существенный недостаток: корабль, оборудованный штырем, не мог состыковаться с себе подобным, а следовательно, и какие-либо разговоры об оказании помощи в космосе не имели смысла.

В самом начале работы по программе «Союз» — «Аполлон» родилась новая конструкция стыковочного узла. Это был не «штырь» и не «конус», а нечто совсем иное. Внешне устройство напоминало цветок с раскрытыми лепестками. При стыковке направляющие грани лепестков одного корабля должны были скользить по боковой поверхности таких же лепестков, установленных на стыковочном узле другого корабля. Лепестки крепились на специальном кольце. Выдвижение кольца или его втягивание меняло «статус» корабля: в первом случае он становился активным, а во втором — пассивным.

Но это — техническая сторона дела. Чрезвычайно важно, что еще до реальных испытаний новых стыковочных устройств, до стыковки в космосе произошла «стыковка» советских и американских специалистов— конструкторов, инженеров, ученых. Она стала результатом усилий Коммунистической партии и Советского правительства, настойчиво проводящих политику мира и разрядки международной напряженности. Объединение людей планеты Земля в исследовании космоса, полет, стыковка, а вместе с ними программа технических испытаний и научных исследований были нацелены в завтрашний день космонавтики и проводились в интересах всего человечества.

Программа ЭПАС

И снова рабочий день насыщен до предела. Часто приходилось бывать в совете «Интеркосмоса», в конструкторском бюро, в научно-исследовательских институтах, готовивших ряд экспериментов, которые предполагалось провести в полете.

Дни расписывались по часам: до обеда, после обеда, в Центре, в КБ, в НИИ и «Интеркосмосе»… Разбор технической документации, знакомство с новыми системами и узлами, работа на тренажере, полеты на реактивных самолетах, прыжки с парашютом. И снова:

— Экипаж в отсеке. К работе готовы, — это уже голос в динамике, твердый и спокойный. Голос Леонова из корабля-тренажера.

— Вас поняли. Приступайте к работе.

— Приступаем…

По сигналам управления инструкторы следили за действиями экипажа, усложняли программу неожиданными вводными, контролировали реакцию космонавтов на те или иные команды. Особое внимание уделялось действиям в так называемых нештатных ситуациях. Космос есть космос. Готовность к любым неожиданностям — одно из важнейших качеств космонавта, показатель его профессиональной выучки.

Быстрый переход из корабля в корабль, умение в считанные минуты надеть скафандры (его «рекорд» с Кубасовым — восемь минут на два скафандра, ибо каждый помогает одеваться другому). Среди других нештатных ситуаций отрабатывались действия при пожаре. Во время тренировок корабль, конечно, не поджигали, да и сделать это было бы очень трудно даже при желании. Просто включалась сирена, вспыхивало табло: «Пожар», американские космонавты с помощью огнетушителя гасили воображаемое пламя, а наши старались как можно быстрее перейти в «Союз».

В «Аполлоне» атмосфера состоит из чистого кислорода. Это предъявляло особые требования к материалам, используемым на кораблях. Обшивка, бортжурналы, авторучки, фотоаппараты, пленка — все должно быть негорючим. И одежда, конечно, тоже. Анатолий Филипченко как-то пришел домой с тренировки, поставил чайник на газовую плиту, о чем-то задумался и почувствовал, что руке тепло. Оказывается, рукав куртки находился прямо в пламени. Он нагрелся, но не загорелся…

Американским астронавтам наш русский язык тоже давался нелегко. И Стаффорд, и Слейтон, и Бранд приложили немало усилий, прежде чем научились старательно выговаривать русские слова. Не скажу, чтобы они преуспели в этом деле, особенно мой друг Том Стаффорд, — он так и не избавился от своего оклахомского акцента. Видимо, и американцы не в восторге от нашего произношения. Зато все мы научились великолепно понимать друг друга на «рустоне», как в шутку стали называть наш смешанный англо-русский язык. «Рустон», образованный из соединения слов «русский» и «Хьюстон», доставил немало хлопот техническому персоналу программы ЭПАС как с советской, так и с американской стороны. Наши переговоры во время совместных тренировок подчас не могли перевести даже самые опытные переводчики — что там говорить о техническом персонале, который поначалу только хватался за голову…

…Хьюстон. В нескольких десятках километров от этого крупного города штата Техас расположился американский космический Центр пилотируемых полетов. Сюда несколько раз приезжали наши ребята для совместных тренировок.

Здание № 4 — «Дом экипажей». Так его называют. Всюду пояснительные таблички на русском и английском языках. Есть и плакаты. Одни — это обращение американских астронавтов к техническим специалистам хьюстонского Центра, другие — как бы ответные призывы. «Мы стыкуемся в космосе, уверенные в том, что все сделали на «отлично»!» Рядом: «Пилот-испытатель, будь внимателен и не нарушай инструкций!»

В главном корпусе Центра висит мемориальная мраморная доска в честь старта первого космонавта планеты — нашего Юрия Гагарина.

Появились эмблема нашего полета и значок. На красно-синем фоне, внутри которого земной шар, силуэты кораблей и слова: «Союз» и «Аполлон». Это официальная эмблема полета. Другая — шуточная: верхом на корабле «Аполлон» сидит смешная собачонка Снупи — героиня популярных в США веселых комиксов, а напротив нее, почти нос к носу, на корабле «Союз» устроился медвежонок. «Давай!» — по-английски восклицает собачка. «Поехали!» — по-русски отвечает медвежонок.

За время подготовки я сдружился со своими американскими